Станчик

В пейзажной исторической живописи XIX века работы Яна Матейко стали самыми известными в польском искусстве. На протяжении всей своей карьеры Матейко стремился выполнить то, что он считал патриотической миссией искусства в стране, лишенной политического суверенитета. Его картина Станчик, изображающая придворного шута, погруженного в раздумья о судьбе своей родины, одиноко сидящего в полумраке замковых покоев, считается знаковым произведением, ознаменовавшим начало зрелого периода творчества художника. Многие исследователи рассматривают ее как художественный манифест молодого живописца. 

Сцена, о которой идет речь в полном названии картины Матейко Шут Станчик при дворе королевы Боны после взятия Смоленска, не имеет исторических свидетельств. Однако истинная сила Станчика заключается не в его исторической точности, а в его символическом значении. Придворный шут Станчик (ок. 1480-1560), служивший трем сменявшим друг друга монархам династии Ягеллонов, был одной из любимых исторических фигур Матейко, часто появлявшейся в его патриотических произведениях. В разгар празднеств на королевском балу он единственный, кто предвидит мрачные последствия потери Россией Смоленска (важнейшего восточного оплота Великого княжества Литовского) для Речи Посполитой. Зловещая комета, виднеющаяся вблизи башни Вавельского собора, служит визуальной метафорой надвигающегося несчастья. Изобразив Станчика одиноким, аскетичным человеком — трагическим мыслителем, а не глупцом, - Матейко возвел его в ранг национального героя, превратив в символ гражданской сознательности, политической проницательности и глубокой озабоченности судьбой страны.  

В качестве личного художественного жеста Матейко придал Станчику свои собственные черты лица, наделив фигуру собственными мыслями и эмоциями, сформированными патриотическим пылом, охватившим Польшу в годы, предшествовавшие Январскому восстанию 1863 года. Вам должно быть известно, что в тот момент Польша не существовала как государство — она была разделена на три части, которые принадлежали Российской империи, Австро-Венгрии и Пруссии. Через эту символическую самоидентификацию художник определил свою роль как живописца национальной истории — провидца, способного проникнуть в события прошлого глубже, чем его современники, извлечь уроки из истории для нации, которая в то время была стерта с карты Европы.